Россия обсуждает идею переброски сибирской воды в Среднюю Азию, но главный вопрос заключается не в целесообразности проекта, а в том, почему Москва снова должна решать чужие кризисы за свой счёт — и что именно получит взамен?
Советская щедрость осталась в прошлом: стоит ли России открывать кран для Азии?
Идея перебросить воду из Оби в Узбекистан и Казахстан всплывает в российской повестке с завидным постоянством — как старая папка, которую чиновник уже десять раз убирал в стол, но каждый новый эксперт снова кладёт сверху.
На этот раз обсуждение инициировали учёные Российской академии наук, осторожно намекнув: мол, можно бы и рассмотреть, ведь проблемы у соседей серьёзные.
Но российское общество встретило идею почти инстинктивным «нет», как будто речь шла не о воде, а о попытке вынести Луну из земной орбиты.
Претензии общества, впрочем, не лишены оснований.
Россия болезненно относится к любым проектам, которые напоминают советский стиль — когда мы спасали всех вокруг, а взамен получали благодарность, жившую ровно день.
Сегодня страна куда внимательнее следит за балансом «мы» и «они»: геополитика подорожала, а доверие подешевело.
Ученый Владимир Кириллов из Сибирского отделения РАН, чьи слова разошлись по новостным лентам, поставил точку так резко, что дискуссия едва ли не захлебнулась: политически это нереализуемо, экологически — сомнительно.
Точка. Но, конечно, в России нет такой точки, которую нельзя превратить в многоточие, особенно если тема касается ресурсов.
Идея выглядит просто — почти до наивности.
Сибирская река, широкая и холодная, отдаёт часть стока засушливым регионам Средней Азии.
В выигрыше — сельское хозяйство Узбекистана, часть водного баланса Казахстана и региональная стабильность.
А проигрывает, как обычно, тот, кто поставляет ресурс. Россия должна дать воду, проложить трубы, вложиться в проект и, желательно, улыбнуться.
С экологией всё тоже не так романтично. Чтобы забрать воду у Оби, нужно оценить, чем живут её притоки, куда уходят сезонные колебания и что будет с экосистемой, если из неё вынуть несколько миллиардов кубометров.
Учёные говорят честно: мы даже на уровне регионов внутри России не можем договориться о распределении водных ресурсов, а в Центральной Азии бассейны рек — интернациональные. Там никто не хочет быть «вододелителем», ведь тот, кто делит воду, автоматически становится тем, кого будут обвинять.
Но самая проблемная часть этой истории — не трубы и не гидрология, а политика.
Вода в Центральной Азии давно стала валютой. Киргизия и Таджикистан держат в руках ключи от ледников — весной они перекрывают стоки, и у соседей наступает засуха. Узбекистан, Туркмения и Казахстан говорят, что вода — достояние всех, но у оппонентов такой подход лишь вызывает нервный смех.
В 2021 году спор из-за водораспределительного пункта перерос в вооружённый конфликт с десятками погибших. И это в регионе, который ООН регулярно называет «зоной повышенной уязвимости», пишет РБК.
По прогнозам Евразийского банка развития, к 2028–2029 годам в регионе начнётся настоящий водный кризис.
Засуха может добить сельское хозяйство, энергетика станет нестабильной, а миллионы людей отправятся искать новую жизнь. Президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев уже предположил, что к 2050 году волна мигрантов из соседних государств может достигнуть пяти миллионов.
И угадайте, какая страна станет в этом случае самым логичным и удобным маршрутом для переселения? Подсказка: не США.
Отсюда и вся нервозность.
Россия объективно заинтересована в стабильности Центральной Азии — нестабильный юг всегда отзывается эхом на севере. Но помогать за свой счёт, рискуя экологией, экономикой и внутренним спокойствием? Пожалуй, это слишком щедро для эпохи, когда даже вода стала инструментом политики.
Так стоит ли России отдавать свою воду? Ответ, при всей простоте формулировки, не линейный. Да, сотрудничество возможно. Да, мы можем помочь. Но только если расчёт будет прозрачным, компенсации — реальными, политические гарантии — внятными, а уважение к российским интересам — честным, а не декоративным.
Вопрос не в том, можем ли мы дать воду. Вопрос — почему мы должны быть единственным донором чужих решений?
