Российское зерно, еще недавно триумфально шедшее на мировые рынки и потеснившее традиционных лидеров, сегодня сталкивается с системным кризисом. Бравурные отчеты о рекордных урожаях, которыми пестрят официальные сводки, контрастируют с суровой реальностью: экспорт пшеницы за первые три месяца сельхозгода рухнул почти на треть.
За сухими цифрами статистики скрывается глубокая трещина, расколовшая аграрный сектор страны, где краткосрочные фискальные интересы государства вступают в непримиримое противоречие с долгосрочными перспективами развития всего агропромышленного комплекса.
Парадокс изобилия: урожай есть, а прибыли нет
Нынешняя ситуация выглядит как классический парадокс. Валовой сбор пшеницы в России в этом году ожидается на 9% выше прошлогоднего и достигнет 90 миллионов тонн. Казалось бы, такой объем должен гарантировать укрепление наших позиций на глобальном продовольственном рынке. Однако на деле происходит обратное. Экспортные отгрузки стремительно сокращаются, а рыночные аналитики один за другим снижают прогнозы по общему вывозу пшеницы в текущем сельхозгоду.
Причины этого лежат на поверхности. Во-первых, мировая конъюнктура: ключевые импортеры, видя ожидание рекордных урожаев в ряде стран, заняли выжидательную позицию, рассчитывая на скорое снижение цен. Российская пшеница сейчас котируется около $226 за тонну, но покупатели ждут падения ниже $220.
Во-вторых, внутренняя логистика: основной прирост урожая дали регионы Центра и Сибири, удаленные от традиционных экспортных хабов, что увеличивает транспортные издержки.
Но эти рыночные факторы — лишь верхушка айсберга. Подлинной миной, заложенной под фундамент российского зернового экспорта, стала политика гибкого экспортного тарифа.
Ножницы цен: как пошлина съедает прибыль аграриев
Система экспортных пошлин, призванная, по замыслу властей, стабилизировать внутренние цены и пополнить бюджет, на деле превратилась в удавку на шее производителя. Как подсчитывают сами фермеры, например, руководитель алтайского КФХ Александр Степанов, из-за пошлины они недополучают около 7 тысяч рублей с каждой тонны проданной пшеницы. В условиях и без того высокой себестоимости, усугубленной аномальными погодными условиями и отсутствием необходимой техники вроде сушилок, это бьет по самому нерву сельхозпроизводства — его рентабельности.
Фермеры оказываются в стратегическом тупике. Урожай есть, но его либо некому продать, так как покупатели отказываются от зерна низкого качества, которое не удалось сохранить из-за отсутствия инфраструктуры, либо его продажа становится экономически нецелесообразной.
Государство, в лице фермера, выступает не партнером, а главным бенефициаром, изымающим значительную часть созданной стоимости. Это убивает мотивацию к развитию и инвестициям.
Многолетние разговоры о необходимости технологической модернизации АПК разбиваются о суровую реальность, когда у хозяйств нет средств даже на элементарное выживание. Как горько замечает Степанов, «крестьянская доля всегда была тяжелой. Но выбора нет. Куда деваться, тянем эту лямку, раз хомут повесили уже».
Бюджет vs. Будущее: трехлетний приговор экспорту
Власти дали рынку четкий и недвусмысленный сигнал: о смягчении налогового бремени в ближайшие три года речи не идет. Экспортные пошлины на зерно, масличные и масло прочно зашиты в параметры трехлетнего бюджета. Ожидается, что только с зерна в казну поступит колоссальная сумма — более 446 миллиардов рублей до 2028 года. Еще почти 200 миллиардов планируется собрать с пошлин на масличные культуры и масло.
Таким образом, государство сделало свой выбор. В краткосрочной перспективе бюджет получает гарантированные доходы, которые легко планировать и администрировать. Однако эта синица в руках оборачивается журавлем, улетающим из российского аграрного неба.
Политика «выжми все соки сегодня» ставит крест на стратегических ориентирах, озвученных на самом высоком уровне. Задача, поставленная президентом, — нарастить экспорт сельхозпродукции до 50 миллиардов долларов к 2030 году, — в текущих условиях выглядит абсолютно невыполнимой.
Невозможно наращивать физические объемы и валютную выручку, системно подрывая финансовую устойчивость непосредственных производителей. Невозможно модернизировать отрасль, лишая ее инвестиционных ресурсов. Невозможно конкурировать на глобальном рынке, искусственно делая свой товар менее конкурентоспособным.
Путь в сырьевой тупик
Сложившаяся ситуация — это классический пример деформации экономической политики, при которой фискальная функция подавляет все остальные, включая стимулирующую и развивающую.
Аграрный сектор, который мог бы стать настоящим локомотивом несырьевой экономики, целенаправленно загоняется в сырьевую ловушку. Из него выжимаются средства для решения текущих бюджетных проблем, лишая его будущего.
Российское зерно рискует повторить судьбу других российских сырьевых товаров: мы будем поставлять все большие объемы, но получать все меньшую отдачу, пока мировой рынок не найдет себе более надежных и перспективных поставщиков. Укрепление рубля, на которое также жалуются экспортеры, — лишь следствие общей сырьевой зависимости экономики, частью которой стал и агросектор.
Чтобы разорвать этот порочный круг, требуется не косметическая корректировка, а коренной пересмотр отношения к сельскому хозяйству как к стратегическому национальному достоянию.
Нужен переход от политики фискального изъятия к политике стратегического инвестирования в инфраструктуру, логистику, селекцию и техническое перевооружение. В противном случае страна рискует не просто не выполнить амбициозные экспортные планы, но и потерять одну из немногих конкурентных несырьевых отраслей, которую с таким трудом создавали последние два десятилетия.
А фермеры, кормящие страну и зарабатывающие ей валюту, так и останутся с своей «крестьянской долей» — тяжелой, неблагодарной и бесперспективной.
