В конце шестидесятых в Ростове было повальное увлечение мотоциклами, а точнее — рокерский бум. Тогда заядлых мотоциклистов называли рокерами, а не байкерами, как сейчас. А верхом совершенства считались чешские мотоциклы «Ява». На наши «Ижи» и «Ковровцы» рокеры смотрели с презрением.
Парни в синих американских джинсах, купленных, естественно, втридорога из-под полы на черном рынке, в потертых кожаных летных куртках и шлемах «Вилде» из стеклопластика носились по городу с бешеной скоростью. Точкой притяжения всех рокеров Ростова был главный магазин иностранных мотозапчастей на улице Нариманова. Туда по субботам съезжалось до сотни мотоциклистов.
Чехословацкая «Ява» была великолепной машиной. Двухцилиндровая модель с объемом двигателя 350 кубических сантиметров в хороших руках с небольшой доводкой двигателя развивала скорость до 140 км/час, одноцилиндровая, 250 «кубов» — до 120 км/час. Но на наших корявых дорогах и с нашими отчаянными ездоками «Ява» стала настоящим «мотоциклом-убийцей». Чуть ли не раз в две недели в рокерском братстве объявлялся траур. Бились насмерть молодые и не очень ребята, часто вместе с подругами на задних сиденьях. Этого нельзя было скрыть, потому что провожать друзей к последнему пристанищу съезжались несколько десятков рокеров на своих мотоциклах, и траурная процессия двигалась до кладбища по улицам города. Весь Ростов жил в тревожном напряжении. А виноват был во всем штатный заводской «явовский» руль — его сделали чрезвычайно маленьким. Насколько я помню, рычаги отходили от вилки всего—то сантиметров на тридцать, если не меньше. Удержать ими довольно тяжелый мотоцикл при наезде на большой скорости даже на небольшой камешек было очень трудно — руль моментально рвало из рук, и переднее колесо выворачивало в сторону. Рокеры стали менять заводские рули «Явы» на «спортивные» — особым образом изогнутые трубы с разносом концов до метра и с тонкой горизонтальной перекладиной для жесткости.
К ЭТОМУвремени я записался в мотоклуб ДОСААФ, который тогда находился в Безымянной балке около площади Ленина. Руководили им известные в Ростове мотогонщики Иван Коноба и его жена Валентина Коноба. После одной гонки, когда в двух заездах я едва не опередил лидера, тренер впервые взглянул на меня без привычной иронии: «Ты горячий парень!.. Тобой нужно серьезно заняться! Но знай, чтобы стать чемпионом, ты должен постоянно заниматься мотоциклом, буквально спать в клубе». Но спать в клубе я не мог. Потому что был уже на последнем курсе института и шел на «красный диплом». Отец приветствовал мое ответственное отношение к учебе, но при этом не смог скрыть своей радости и за успехи сына в мотоспорте.
Тогда я завел с отцом разговор о покупке «Явы». Он поразил меня в очередной раз. «Если соберешь мотоцикл сам от начала до конца вот здесь, в моем кабинете, на моих глазах, тогда я согласен!» Кабинет у отца действительно был просторным, а вот жили мы на третьем этаже. Но разве это преграда? Запчасти на свою повышенную стипендию и на субсидии отца я скупал по всему городу. У кого — раму, у кого — крылья, заднюю вилку мне удлиняли в специальной мастерской. Под шипованную резину на 19 дюймов. Ведь я собирал не простую «Яву», у которой колеса были 16 дюймов, а спортивную. И это естественно — я же был уже настоящим гонщиком. Поэтому и двигатель, как полагалось для спортивных мотоциклов, был куплен одноцилиндровый, на 250 кубов. А переднее колесо я поставил на 21 дюйм и тоже шипованное. Руль сделал довольно необычный — он был вроде и спортивный, с широким разносом рычагов, но без горизонтальной перекладины — «рогатый». (Все «нештатные» рули для своих мотоциклов рокеры заказывали тогда через специальных людей на Вертолетном заводе. И спортивные с перекладинами, и рогатые без перекладин были выполнены из нержавеющих труб и великолепно отполированы. Мой руль, разумеется, был изготовлен там же.)
ПОСЛЕОКОНЧАНИЯ института я не воспользовался направлением в аспирантуру, а ушел в «живое дело» — в закрытое КБ. Чем вскоре сильно огорчил себя. Дело в том, что обстановка секретности не позволяла обычному сотруднику охватить всю работу целиком, а отделы, группы и конкретные инженеры трудились над фрагментами электронных схем, мини-блоками. Мне же с моей неуемной творческой натурой достались (не сильно ошибусь в количестве!) целые три детали: транзистор, резистор и конденсатор!.. Как я ни пытался серьезно подходить к этой ответственной работе, все равно через месяц-полтора начал беспробудно засыпать над этой «сложнейшей» схемой. Поэтому когда по КБ пронесся клич «Всем на уборку урожая!», а начальник нашего отдела несмело вопросил «Кто хочет поехать в колхоз?», я тут же проснулся и заорал, что согласен.
ТАК МЫ ПОДХОДИМ к самому факту изобретения мотоцикла-трансформера. Потому что на уборочную страду в поселок Целина я, естественно, отправился на своем детище.
Оттуда я довольно часто ездил на нем в Ростов, навестить родных. При этом возвращался обычно затемно. В одну из таких поездок, словно предчувствуя неладное, я решил слегка переориентировать узлы и сделал это, разумеется, вручную. А потом на полупустом шоссе разогнал мотоцикл до 120 км/час, чего, конечно же, делать не стоило. Уже на въезде в поселок мотоцикл передним колесом налетел на кирпич, оставленный кем-то на дороге. Мой руль вкупе с особой ориентацией сиденья спас меня от верной гибели — переднее колесо лишь слегка подпрыгнуло, но не изменило направления, не свернулось от удара. А заднее колесо хоть и подскочило, преодолевая препятствие, но не критично — на такой скорости оно не играет большой роли. Меня подбросило на сиденье, и… в этот момент родилось изобретение! Нет, вру! Сначала я остановился, поставил мотоцикл, осмотрел оба колеса, вернулся к месту наезда и нашел кирпич. И тут же поблагодарил Бога за чудесное спасение и… озарение: те изменения, что я производил с мотоциклом вручную, должны происходить автоматически во время движения!
Так, собственно, иродилось изобретение. И случилось это в конце сентября — в начале августа 1972 года.
Потом была армия, потом жизнь закрутилась так, что удивляться себе некогда было… Но где-то в году 1981-м решил я все-таки авторское свидетельство на это свое изобретение получить. Решил, начал возиться, чертить, в ВОИР ходить. Узнал много чего нового и интересного про наш Госкомитет по делам изобретений СССР (ВНИИГПЭ). А главное, что бедные изобретатели годами туда письма пишут, по своим заявкам на изобретения с тамошними экспертами переписываются, как с капризными возлюбленными.
Времени у меня мало, терпения еще меньше, в общем, все изменения узлов моего мотоцикла, то есть изобретения (по-патентоведскому — отличия), по счету — шесть, я запихиваю в одну заявку. Ну, не идиот же я шесть заявок оформлять и шесть писем в Москву отправлять, чтобы потом, если что, на каждую из шести заявок отписываться! Отправил все в одном. И началось.
ЕСЛИ ПОДРОБНО рассказывать, будет скучно и долго. Короче, там у них что-то заело, и они закидали меня письмами с рецензиями на мое изобретение от ведущих инженеров и ученых, кажется, всех мотозаводов Советского Союза, и к каждой рецензии прилагался отказ в выдаче мне авторского свидетельства. Но я-то читаю в рецензиях главное, что да, «в мире подобного изобретения не существует». Хотя да, конечно, «оно усложняет конструкцию мотоцикла» и даже, что естественно из-за автоматики, «удорожает его стоимость». И на основании этих заключений я вполне мог бы выстроить свою «линию защиты», но один… ну, скажем так, мягко, нехороший человек, главный конструктор автомотостроения —«ИЖМАША» по фамилии Умняшкин взял и написал: «В Советском Союзе использовать нецелесообразно». В конце концов мне и отписываться окончательно расхотелось. И бросил. А потом, не помню кто, но явно какой-то добрый человек надиктовал мне и отвез мое возмущенное письмо в Москву «куда надо и кому надо».
Через какое-то время приходит телеграмма. А в ней говорится, что меня срочно вызывают в Москву, в Госкомитет по делам изобретений СССР на консилиум по моему мотоциклу.
На консилиуме присутствовали человек 5-6. Председательствовала госпожа Ивлева, довольно молодая женщина. Я доложился, народ высказался, причем в русле их письменных ответов, и я возмутился. Зачем нужно было меня из Ростова вызывать, если ничего нового сказать не могут. И стал я требовать выдачи мне авторского свидетельства, опираясь на наиболее приятные для моего сердца заключения экспертов мотозаводов, которые в разных рецензиях, может быть, и звучали по-разному, но суть-то выражали одну — «в мире подобного изобретения не существует». Но госпожа Ивлева, видимо, не зря там председательствовать была поставлена. С почти материнской улыбкой она процитировала мне вывод ненавистного мне «пророка» Умняшкина — «в Советском Союзе использовать нецелесообразно». Тут уже ко мне пришла «умная» для 1982 года мысль, и я весело заявил: «Да вы мне выдайте авторское свидетельство, а я его в Японию продам!» Я сразу понял, что криво ляпнул. Крамола это была по тем временам серьезная! С уст госпожи Ивлевой тут же улыбку напрочь сдуло, и она напряженно, негромко посоветовала: «Вы лучше езжайте спокойненько в свой Ростов!..»
А НЕСКОЛЬКО месяцев тому назад вышел я покурить. Стою себе спокойно, и вдруг мимо меня по улице полицейский на мотоцикле проезжает, на BMW. Елки-палки,думаю, у меня же изобретение без дела лежит — супермотоцикл! Скоро уж сорок лет, как лежит! Вот где оно может пригодиться — в обновляемой российской полиции! Ну, и недолго думая, отправляю письмо в Москву, Р. Нургалиеву. Отправил и забыл. А не так давно письмо получаю из особой структуры МВД России, как раз той, что занимается оснащением наших полицейских. «Рассмотрели ваше письмо… Для определения возможности применения… высылайте чертежи и описание». Радость моя была неописуемой — 39 лет! 39 лет!.. И наконец-то хоть кого-то заинтересовало! Но, правда, длилась эта моя радость всего пару часов. Товарищ, с которым я поделился замечательной новостью, быстро отрезвил меня своим саркастическим выводом: «Ты хочешь послать изобретение, на которое у тебя нет ни авторского свидетельства, ни патента, в Москву?! Ну тогда распрощайся с ним заранее навсегда!..» Действительно, риск большой.
Бросился я по патентным бюро звонить, с патентными поверенными беседовать. Поразили они меня до глубины души. Своими цифрами. Один 110 ООО рублей запросил. За один год. «А нужно, — говорит, — три года поддерживать!» Другой — 500 рублей только за один разговор с ним!
Но делать нечего, поднял я свои архивы (какие уцелели) и составил сам заявку на патент. Все-таки раньше я с этим неплохо справлялся.Отправил.Обошлось мне все это, вместе взятое, в 700 рублей. «Если все пройдет, — думаю, — значит, я 109 300 рублей сэкономил!..».
На сегодня я уже получил по заявке ответ, что мои документы приняты по форме. Если что-то нужно будет по содержанию исправить, будем переписываться. Но в любом случае это не 110 000 рублей!
А 26 сентября я в МВД России на имя В. Н. Заварина чертежи и описание своего детища отправил, как они и просили. Решил рискнуть. Ведь патент можно еще годами получать, а они там, в МВД, интерес потерять могут…
Рассказ Сергея КИВЕНКО
записал Александр ПЕСТРЯКОВ
Фото из архива С. КИВЕНКО и с интернет-сайтов